АМЕРИКАНСКИЕ ГОРЫ
Народный дом на Кронверском проспекте недалеко от дома на Съезжинской, где жил Введенский, был излюбленным местом гулянья студентов и людей попроще. Там высились два огромных театральных здания, ресторан, кафе, закусочные и всевозможные аттракционы, силомеры, тиры с призами, комнаты смеха. Из аттракционов огромным успехом пользовались Чертово колесо и Американские горы. Смех доносился со всех сторон. Но особенно визжали на горках. Ощущение было сильное, вагонетки летели вверх, а потом сразу падали вниз и, почти перевернувшись, куда-то вбок. Визг стоял такой, что в студенческом общежитии напротив заниматься было невозможно. Сидели в вагончиках по два человека на скамейке. Самые страшные места были первые и последние.
Хармс и Введенский любили приходить компанией и таскать сюда девчонок. Наиболее интересно было заманить девушек, которые не знали, что это такое. Прелесть кататься в воплях и визге сидящей рядом спутницы. После "американки" Александр приглашал обычно всех в тир, метко стрелял, брал призы и тут же раздаривал выигранные самовары, куклы, вазы, а то и бутылки шампанского. Потом все шли перекусить в ресторан Народного дома. Девушкам не полагалось знать, что платил в ресторане тот, чья спутница вела себя на горках тише других. Хармс всегда был в выигрыше. Девушки, с которыми приходил Хармс, оглашали воплями и визгом Петроградскую сторону.
ГРУНЯ
Секретарем редакции служила прехорошенькая Генриетта Давыдовна Левитина. Олейников дурачился, и много веселых стихов подарил Генриетте, или, как ее ласково называли, - Груне.
Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет.
Ею Шварцу квитанция выдана…
Мне квитанции, кажется, нет.
Ненавижу я Шварца проклятого,
По котором страдает она
За него, за умом небогатого
Замуж хочет, как рыбка она…
В другом стихотворении:
Вот ты сидишь сейчас в красивом платьице,
И дремлешь в нем, а думаешь о нем,
О том, который из-за Вас поплатится -
Он негодяй и хам
(его мы в скобках Шварцем назовем)…
Евгений Шварц добродушно улыбался и отвечал другу:
О, Груня, счастья вам желая,
Хочу я вас предостеречь:
Не верьте страсти Николая
Он в сети хочет вас завлечь.
Ведь он - одни слова пустые,
Туман… да волосы густые.
Однажды Хармс принес два конверта и попросил Генриетту один отдать Олейникову, другой - Шварцу.
- Кому какой, Даня?
- Это безразлично, но если они меня будут спрашивать, то запомни, что меня здесь не было, и буду не ранее, чем через неделю.
Как обычно Олейников и Шварц ввалились в комнату вместе, причем их голоса были слышны задолго до их появления.
- Это вам, - невозмутимо сказала Генриетта и передала конверты.
Шварц прочитал и расхохотался. Олейников протянул ему свое послание. Содержание писем было одинаковым:
Пусть Коля и Женя
Помрут от тоски -
Я Даню люблю -
До гробовой доски.
Груня
Много-много лет спустя Евгений Львович Шварц в книге воспоминаний записал: "Мой лучший друг и закадычный враг Николай Макарович Олейников".
Народный дом на Кронверском проспекте недалеко от дома на Съезжинской, где жил Введенский, был излюбленным местом гулянья студентов и людей попроще. Там высились два огромных театральных здания, ресторан, кафе, закусочные и всевозможные аттракционы, силомеры, тиры с призами, комнаты смеха. Из аттракционов огромным успехом пользовались Чертово колесо и Американские горы. Смех доносился со всех сторон. Но особенно визжали на горках. Ощущение было сильное, вагонетки летели вверх, а потом сразу падали вниз и, почти перевернувшись, куда-то вбок. Визг стоял такой, что в студенческом общежитии напротив заниматься было невозможно. Сидели в вагончиках по два человека на скамейке. Самые страшные места были первые и последние.
Хармс и Введенский любили приходить компанией и таскать сюда девчонок. Наиболее интересно было заманить девушек, которые не знали, что это такое. Прелесть кататься в воплях и визге сидящей рядом спутницы. После "американки" Александр приглашал обычно всех в тир, метко стрелял, брал призы и тут же раздаривал выигранные самовары, куклы, вазы, а то и бутылки шампанского. Потом все шли перекусить в ресторан Народного дома. Девушкам не полагалось знать, что платил в ресторане тот, чья спутница вела себя на горках тише других. Хармс всегда был в выигрыше. Девушки, с которыми приходил Хармс, оглашали воплями и визгом Петроградскую сторону.
ГРУНЯ
Секретарем редакции служила прехорошенькая Генриетта Давыдовна Левитина. Олейников дурачился, и много веселых стихов подарил Генриетте, или, как ее ласково называли, - Груне.
Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет.
Ею Шварцу квитанция выдана…
Мне квитанции, кажется, нет.
Ненавижу я Шварца проклятого,
По котором страдает она
За него, за умом небогатого
Замуж хочет, как рыбка она…
В другом стихотворении:
Вот ты сидишь сейчас в красивом платьице,
И дремлешь в нем, а думаешь о нем,
О том, который из-за Вас поплатится -
Он негодяй и хам
(его мы в скобках Шварцем назовем)…
Евгений Шварц добродушно улыбался и отвечал другу:
О, Груня, счастья вам желая,
Хочу я вас предостеречь:
Не верьте страсти Николая
Он в сети хочет вас завлечь.
Ведь он - одни слова пустые,
Туман… да волосы густые.
Однажды Хармс принес два конверта и попросил Генриетту один отдать Олейникову, другой - Шварцу.
- Кому какой, Даня?
- Это безразлично, но если они меня будут спрашивать, то запомни, что меня здесь не было, и буду не ранее, чем через неделю.
Как обычно Олейников и Шварц ввалились в комнату вместе, причем их голоса были слышны задолго до их появления.
- Это вам, - невозмутимо сказала Генриетта и передала конверты.
Шварц прочитал и расхохотался. Олейников протянул ему свое послание. Содержание писем было одинаковым:
Пусть Коля и Женя
Помрут от тоски -
Я Даню люблю -
До гробовой доски.
Груня
Много-много лет спустя Евгений Львович Шварц в книге воспоминаний записал: "Мой лучший друг и закадычный враг Николай Макарович Олейников".
Комментариев нет:
Отправить комментарий